…Убийство президента Кеннеди стало самым трагическим событием

Ты можешь изменить прошлое,
говорил мне Эл, 
но это не
так легко, как кажется.
Что же это за музыка? Что-то веселое, заводное. Оно навело меня на мысли о
Кристи, о наших первых днях вместе, когда она кружила мне голову. Когда мы
кружили голову друг другу. 
Ба-да-да… ба-да-дэ-ди-дам…
Может, Гленн Миллер?
Я пошел в библиотеку, чтобы ознакомиться с протоколами переписи. Последняя
общенациональная перепись проводилась восемью годами ранее, в 1950-м, и могла
зафиксировать только троих из четырех детей Даннингов: Троя, Артура и Гарольда.
Эллен, которой в год убийств исполнилось семь, еще не родилась. И разумеется, я
нашел бы адрес. Конечно, за прошедшие восемь лет семья могла переехать, но в

---

таком случае кто-нибудь из соседей подсказал бы мне куда: городок-то маленький.
Однако протоколов переписи в библиотеке не оказалось. Библиотекарь, очень
милая женщина по имени миссис Старрет, объяснила, что протоколам, по ее
мнению, 
самое место
в библиотеке, но городской совет по какой-то причине решил,
что они должны храниться в муниципалитете. И все бумаги перевезли туда в 1954
году.
— Звучит не очень, — улыбнулся я. — Вы же знаете, как говорят: с
муниципалитетом не повоюешь.
Ответной улыбки от миссис Старрет я не дождался. Она старалась помочь,
выказывала радушие, но и в ней чувствовалась настороженная сдержанность, как и
во всех остальных, встреченных мной в этом странном городе. Фред Туми являл
собой то самое исключение, которое подтверждает правило.
— Ну что вы такое говорите, мистер Амберсон. В протоколах национальной
переписи нет ничего секретного. Отсюда вы прямиком пойдете в муниципалитет и
скажете начальнику канцелярии, что вас послала Реджина Старрет. Ее зовут Марша
Гуэй. Она вам поможет. Хотя протоколы, думаю, хранятся в подвале, а это, конечно
же, неправильно. Прежде всего сырость, да еще, возможно, мыши. Меня это не
удивит. Если возникнут какие-нибудь проблемы — любые проблемы, —
возвращайтесь сюда и скажите мне.
Я пошел в муниципалитет, в вестибюле которого увидел плакат: «РОДИТЕЛИ,
НАПОМИНАЙТЕ СВОИМ ДЕТЯМ, ЧТО ОНИ ДОЛЖНЫ ИГРАТЬ ТОЛЬКО С
ДРУЗЬЯМИ И НЕ РАЗГОВАРИВАТЬ С НЕЗНАКОМЦАМИ». Несколько человек
стояли в очереди к различным окошкам (большинство курили — само собой).
Марша Гуэй приветствовала меня смущенной улыбкой. Миссис Старрет позвонила
ей заранее и, не сомневаюсь, пришла в ужас, узнав от мисс Гуэй, что протоколов
переписи пятидесятого года больше нет, как и всех документов, хранившихся в
подвале муниципалитета.
— В прошлом году шли ужасные дожди, — поведала мне мисс Гуэй. — Целую
неделю. Канал вышел из берегов, Нижний город — так старожилы называют центр,
мистер Амберсон, — затопило. И все в Нижнем городе. Наш подвал почти месяц
напоминал Большой канал в Венеции. Миссис Старрет права, эти протоколы не
следовало забирать из библиотеки, и никто, похоже, не знает, почему их забрали и
кто отдал такое распоряжение. Я очень сожалею, мистер Амберсон.
Тут уж я не мог не испытать то, что ощущал Эл, когда пытался спасти Каролин
Пулин: я словно находился в тюрьме с эластичными стенами. И что теперь? Ходить
по местным школам в поисках мальчишки, похожего на шестидесятилетнего
уборщика, который только что вышел на пенсию? Или сосредоточиться на
семилетней девочке, которая могла рассмешить одноклассников до колик?
Надеяться, что кто-нибудь крикнет: 
Эй, Тагга, подождешь меня?
Дельная мысль. Особенно с учетом висевшего в вестибюле муниципалитета
плаката, предупреждавшего родителей об опасных незнакомцах. Если я хочу
привлечь внимание полиции, лучшего способа не найти.

---

Одно я знал точно: из «Дерри-таунхаус» надо съезжать. По ценам пятьдесят
восьмого года я мог жить там неделями, но пошли бы разговоры. Я решил
просмотреть объявления и найти комнату, чтобы снять на месяц-другой. Повернулся
к Нижнему городу, остановился.