Литература по вопросу в соответствии с программой курса истории русской литературы XIX века в университетах. Учебное пособие предназначено для студентов-филологов

«Станционный смотритель», 1830.  Повесть, рассказанная Белкину титулярным советником 
А.Г.Н. Самсон Вырин – герой повести, самая сложная из фигур, представленных в цикле. Как бы 
Пушкин не подчеркивал свое отличие от «проторассказчика» (т.е. от А.Г.Н.), подчеркнутая 
задушевность и сострадательность интонации выдает постоянное авторское присутствие в тексте. 
Самсон Вырин – станционный смотритель, чиновник 14-го класса, «сущий мученик» должности. 
Сюжет выринской жизни прост, хотя это не мешает ему почти полностью повторить очертания 
сюжета сентиментальной повести Мармонтеля «Лоретта» о деревенском фермере Базиле, чья дочь 
уезжает с графом де Лози, прикинувшимся больным. Базиль отправляется на поиски дочери, находит 
ее, живущую в изобилии, возвращает дочь и в конце концов выдает ее замуж за графа. К моменту, 
когда происходит знакомство А.Г.Н. с Выриным (1816 год), жена смотрителя умерла, при этом сам 
Самсон Вырин все еще бодр, деловит. Дом держится на юной Дуне, прекрасной собою. Заезжий 
гусар Минский, пораженный красотой Дуни, инсценирует болезнь, остается в доме смотрителя и в 
конце концов увозит Дуню в Петербург. Самсон Вырин едет за дочерью, сначала гусар пытается от 
него откупится, затем, когда «одетая со всею роскошью моды» Дуня при виде внезапно появившегося 
отца падает в обморок, Минский прогоняет Вырина взашей. Оставшись один, без Дуни, смотритель 
спивается и умирает. Проходит время, и Дуня в карете в шесть лошадей, с тремя маленькими 
барчатами и кормилицей, приезжает поплакать на могилке отца. И все-таки автор с самого начала 
вводит скромную историю смотрителя в общефилософский контекст цикла. Все герои повести так 
или иначе смотрят на жизнь сквозь призму схем, порожденных отнюдь не самой жизнью. Это может 
быть «романическая» схема, как в «Метели», или пасторальная (но ассоциативно связанная с 
Шекспиром), как в «Барышне-крестьянке», или байроническая, как в «Выстреле». Есть своя схема 
восприятия жизни и у Самсона Вырина. Она отражена в картинках с «приличными немецкими 
стихами», развешанных на стенах его «смиренной, но приятной обители». Четыре картинки 
изображают эпизоды из притчи о блудном сыне. Первая показывает «почтенного старика» в 
шлафроке, который благословляет «беспокойного юношу» и дает ему мешок с деньгами; вторая 
живописует «развратное поведение» юноши, окруженного «ложными друзьями и бесстыдными 
женщинами». Третья предлагает образ промотавшегося юноши в рубище и треугольной шляпе среди 
свиней, с «коими он разделяет свою трапезу». Четвертая посвящена торжеству почтенного старика, 
который принимает раскаявшегося сына в свои объятия. Повествователь с иронией описывает 

---

91
картинки. Риторические штампы, которые он при этом пародирует, предельно далеки от религиозно-
мистического смысла «источника» – евангельской притчи о блудном сыне. Здесь мистика подменена 
мещанской моралью, эта обытовленная мораль и лежит в основе выринского миросозерцания. Все 
случившееся с ним Самсон Вырин рассматривает сквозь призму этих картинок. Бегство Дуни для 
него равнозначно уходу неблагодарного юноши («уж я ли не любил моей Дуни…»). Ее жизнь в 
столице должна соответствовать сцене «развратного поведения». Должна – и неважно, что гусар 
Минский оказался для его дочери отнюдь не «ложным» другом, что Дуня богата, свободна и имеет 
даже некоторую власть над любовником, что Минский обещает ему: «…она будет счастлива, даю 
тебе честное слово». И минский в конце концов слово держит, а в жизни все складывается иным 
образом, нежели предусмотрено выринским «сценарием». Реальности Вырин не то, чтобы не видит, 
просто она для него менее реальна, чем жизненная схема мещанской идиллии. И потому Самсон 
Вырин, почти слово в слово повторяет слова матери «бедной Лизы» Н.Карамзина: «Ты еще не 
знаешь, как злые люди могут обидеть бедную девушку. Много их в Петербурге, молоденьких дур, 
сегодня в атласе да бархате, а завтра, поглядишь, метут улицы вместе с голью кабацкою». Самсон 
Вырин ждет, когда же Дунина жизнь повторит очертания третьей картинки, ждет, ибо после этого, 
после полной жизненной катастрофы дочери наступит черед четвертой картинки – состоится 
покаянное возвращение «блудной дочери».
Однако повесть о станционном смотрителе действительно самая сложная по своему 
построению во всем цикле. Взгляды героя мотивированы социально, по-своему он прав, подобные 
«романические» истории чаще всего завершаются катастрофой (трагический финал повести 
Карамзина). Кроме этого, образ Самсона Вырина отражен еще в нескольких литературных зеркалах. 
Сначала рассказчик иронически припоминает стихи кн. Вяземского о «коллежском регистраторе», 
почтовой станции «диктаторе», чтобы затем, вопреки цитате, пробудить сочувствие к этому 
несчастному, которого каждый может обидеть. Так постепенно и неявно смотритель предстает 
жертвой общества; его «формула» выведена из опыта жизни в этом обществе. Другое дело, что 
смотритель не хочет открытыми глазами, непредвзято посмотреть окрест себя, чтобы сквозь 
«социальную» жизнь увидеть жизнь самой жизни, ее полноту. Законы бытия непредсказуемы, 
открыты для благой воли Провидения или хотя бы случайности, поток жизни может вторгаться и в 
социальное пространство, меняя привычный ход вещей. Такую возможность Самсон Вырин начисто 
отвергает, более того он как бы входит, врастает в образ страдающего отца, «упивается» своей 
печалью. Предельной открытости самого бытия соответствует утраченный в этих картинках 
религиозный смысл евангельского источника. Пока смотритель ждет, что события выстроятся в 
последовательность, «подсказанную» его картинками, свободный поток жизни компонует все по-
своему. Вопреки «картинкам» и в соответствии с духом Евангелия. Рассказ о приезде Дуни и ее 
покаянном плаче на могиле отца развязывает сюжет повести и окончательно смыкает его с сюжетом 
о блудном сыне.