Мамаша Кураж и ее дети

Командующий. Ты поступил умно.
Эйлиф. Возможно. Все остальное уже мелочи. Разве только вот, что у крестьян были дубинки, и их было втрое больше, чем нас. Они зверски на нас напали. Четверо мужиков загнали меня в кустарник, вышибли у меня меч из рук и кричат: «Сдавайся!» Что делать, думаю, они же сделают из меня фарш.
Командующий. Как же ты поступил?
Эйлиф. Я стал смеяться.
Командующий. Что-что?
Эйлиф. Стал смеяться. Завязался разговор. Я давай торговаться. Двадцать гульденов за вола, говорю, это мне не по карману. Предлагаю пятнадцать. Как будто я собираюсь платить. Они в замешательстве, чешут затылки. Тут я наклоняюсь, хватаю свой меч и рублю мужиков на мелкие части. В нужде побудешь — заповедь забудешь, правда?
Командующий. А ты что на это скажешь, пастырь?
Полковой священник. Строго говоря, таких слов в Библии нет, но господу богу ничего не стоило из пяти хлебов сделать пятьсот, так что и нужды, собственно говоря, не было, и он вполне мог требовать любви к ближнему; еще бы, все были сыты. Сейчас времена не те.
Командующий (смеется). Совсем не те. Так и быть, на этот раз дадим хлебнуть и тебе, фарисей. (Эйлифу.) Значит, ты их изрубил. Ну что ж, ты поступил правильно, моим храбрым солдатам будет что пожевать. Разве не сказано в Писании: «Что сотворил ты самому ничтожному из братьев моих, то ты мне сотворил»? А что ты им сотворил? Ты устроил им отличный обед из говядины, ведь они же не привыкли есть хлеб с плесенью. Прежде, бывало, они сперва наливали в шлем вино и крошили в него булочки, а уж потом шли в бой за веру.
Эйлиф. Да, я тут же наклонился, схватил свой меч и изрубил их на мелкие части.
Командующий. В тебе сидит молодой цезарь. Тебе бы увидеть короля.
Эйлиф. Я его видел издали. В нем есть что-то светлое. Мне хочется во всем подражать ему.
Командующий. У тебя уже есть какое-то сходство с ним. Я ценю таких солдат, как ты, Эйлиф, храбрых, мужественных. Они для меня как родные дети. (Ведет Эйлифа к карте.) Ознакомься с обстановкой, Эйлиф, тут еще много сил придется положить.