двор целиком принадлежал мне. Откуда-то издалека, как во сне, вновь донеслось
«чух-чух» железнодорожного дизеля. Этот звук вызвал в моей памяти очередную
строку из песни:
«В этом поезде — исчезающий железнодорожный блюз…»
Я пошел вдоль зеленой стены сушильного сарая, сердце громко стучало где-то у
самого горла.
Полоска бумаги, придавленная куском бетона, лежала на прежнем
месте: пока все шло хорошо.
Я легонько пнул ее ногой, думая:
Пожалуйста, Господи, пусть сработает,
пожалуйста, Господи, позволь мне вернуться.
Мысок туфли отбросил кусок бетона — я увидел, как он отлетел в сторону, —
но
остановился,
наткнувшись
на
невидимую
ступеньку.
Эти
два
взаимоисключающих события произошли одновременно. Я еще раз огляделся, хотя
никто не мог видеть меня в этом узком проулке, если только не стоял напротив входа
или выхода из него. Никто и не увидел.
Я поднялся на одну ступень. Моя нога чувствовала ее, пусть глаза по-прежнему
говорили, что я стою на потрескавшемся бетоне. Рутбир опять бултыхнулся в
животе. Я
закрыл глаза, и мне сразу полегчало. Поднялся на вторую ступеньку,
третью. Ступеньки были невысоки. На четвертой солнце перестало греть спину, а
темнота под веками сгустилась. Я попытался подняться на пятую ступеньку, но
таковой не оказалось. Вместо этого я стукнулся головой о низкий потолок кладовки.
Кто-то ухватил меня под локоть, и я чуть не вскрикнул.
— Расслабься, — услышал я голос Эла. — Расслабься, Джейк. Ты вернулся.
7
Он предложил мне выпить кофе, но я отрицательно покачал головой. Желудок
все еще не пришел в норму. Эл наполнил свою чашку, и мы прошли к кабинке, в
которой сидели до этого безумного путешествия.
Мои бумажник, мобильник и
деньги горкой лежали на столе. Эл сел со стоном боли и облегчения. Теперь он
выглядел не таким измученным и чуть расслабился.
— Итак, ты ушел и вернулся. Что скажешь?
— Эл, не знаю, что и думать. Я потрясен до глубины души. Ты обнаружил это
случайно?
— Абсолютно. Меньше чем через месяц после того, как перебрался сюда. Еще
не успел отряхнуть пыль Сосновой улицы с каблуков. В первый раз я в прямом
смысле
свалился
с этих ступеней, совсем как Алиса в кроличью нору. Подумал, что
рехнулся.
Я мог себе это представить. Меня-то он подготовил, не так чтобы очень, но все-
таки. С другой стороны, сомневаюсь, чтобы кто-то
мог подготовить человека к
путешествию во времени.
— Долго меня не было?
— Две минуты. Как и всегда, я тебе говорил. Не важно, на сколько ты там
остаешься. — Он закашлялся, сплюнул в новую салфетку, сложил ее, убрал в
карман. — И с последней ступеньки ты всякий раз
спускаешься за две минуты до
полудня девятого сентября тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года. Каждое
путешествие — первое. Куда ты ходил?
— В «Кеннебек фрут». Выпил рутбира. Превосходнейшего.
— Да, там все вкуснее. Меньше консервантов или чего-то там еще.
— Ты знаешь Фрэнка Аничетти? Я встретил его, семнадцатилетнего.
Почему-то, несмотря на все, я ожидал, что Эл рассмеется, но он воспринял мои
слова как нечто само собой разумеющееся.
— Естественно. Я встречал Фрэнка много раз. Но он видит меня лишь однажды
— в смысле там. Для Фрэнка всякий раз — первый. Он заходит в магазин, да?
Возвращается с «Шеврона». «Тит уже поставил пикап на подъемник, — сообщает
он отцу. — Говорит, к пяти все будет готово». Я слышал это не меньше пятидесяти
раз. Я не всегда иду в магазин,
когда появляюсь там, но если иду, слышу этот
разговор. Потом заходят женщины и начинают выбирать фрукты. Миссис Саймондс
с подругами. Будто снова и снова смотришь один фильм.
— Всякий раз — первый, — медленно повторил я, с паузами между словами,
чтобы эта идея лучше отложилась в голове.
— Точно.
— И каждый человек, которого ты видишь,
тебя
видит впервые, независимо от
того, сколько раз вы до этого встречались?
— Точно.
— Я могу вернуться, и у нас состоится тот же разговор с Фрэнком и его отцом,
но они этого знать не будут.
— Именно. Или ты можешь что-то изменить, скажем, заказать банановый сплит
вместо рутбира, и разговор потечет в ином русле. Единственный,
кто что-то
подозревает, — Человек с желтой карточкой, но он уже пропил мозги и не понимает,
что чувствует. Если вообще что-либо чувствует. Причина проста: благодаря случаю
он сидит очень близко от «кроличьей норы», или как еще ее называть. Может, она
излучает какую-то энергию. Этот алкаш…
Но Эл закашлялся и не смог продолжить. Я с болью в сердце наблюдал, как он
сложился пополам, держась за бок и пытаясь не показывать мне, как ему плохо:
внутри у него, наверное, все разрывалось.
Do'stlaringiz bilan baham: 
