Верь в любовь повесть в рассказах

БИЗНЕСМЕН
Когда к пристани села швартовались белоснежные красавцы теплоходы, сверкающие свежей краской, блестя стеклами иллюминаторов, многие сельские ребята, и, конечно же, Ленька с Мишкой, собирали по карманам мо­нетки - все что имелось - и мчались бегом, на велосипеде или на лодке, чтоб купить что-нибудь вкусненькое в буфете теплохода. Да и хотелось прой­тись по его чисто выдраенным палубам и подышать особым возду­хом дальних странствий. Ну а не узнать, что теплоход пристает, было невоз­можно - приближаясь к пристани, он давал ядреный громкий гу­док: вот, дескать, и я! Принимайте гостя!
В этот раз Ленька обшарил все карманы, но не нашел даже двадцати копеек, на которые можно купить, например, маленькую шоколадку или бутылку лимо­нада... Тем временем Мишка нетерпеливо кричал с улицы в открытое окошко:
- Ну, скоро ты там?
Родителей, у которых можно попросить деньги, дома не было, и тогда Ленька побежал на подволоку дома, где у него под шиферной крышей сушились жирные ароматные «чехони», и сунул их под ру­башку. Вдруг пригодятся...
И вот ребята на пристани, где с теплохода, попыхивающего парами и похожего на громадное живое существо, шумной веселой толпой выходят люди - красиво одетые, загорелые, с фотоаппаратами. Они не похожи на деревенских мужиков, часто с похмелья и обветренных, и на деревенских женщин - некрашеных, озабочен­ных и каких-то тусклых в своих длинных сатиновых платьях.
Когда ребята с опаской – вдруг строгий матрос на входе возьмет за шкирку и сердито скажет: «Кто такие? Что тут шляе­тесь?» – заходят на теплоход, то им кажется, что попали в сказочный дворец падишаха: коридоры устланы персид­скими дорожками, лакированные перила лестниц из красного дерева вычи­щены так, что любо посмотреть, а уж как сияют массивные бронзовые ручки дверей!
И вот он буфет, в котором на освещенных витринах чего только нет! Не то, что в деревенском ма­газине, где в сумраке потемневших от пыли полок годами лежат солянка, кильки в томате и невзрачные папиросы «Север» и нет ни лимонада, ни пива... Но Леньке в окошечко заглядывать не хочется, ибо нечего душу тра­вить, если покупать не на что, ну а Мишка уверенно показы­вает чернявой, ярко крашенной молодой продавщице, чего ему надо…
Понуро сойдя с теплохода, Ленька вспоминает о спрятанных за пазухой рыбках и, достав парочку, скромно становится у перил дебаркадера, ему почему-то стыдно и он знает, что никогда не предложит: дес­кать, купите, пожалуйста... Но мужички вдруг наперебой начинают спрашивать:
- Сколько стоит?.. Сколько? Я первый ... Нет, это я первый...
Ленька растерянно пожимает плечами и с надеждой думает, что, может, дадут копеек пять-десять за рыбку. Тем временем к нему еще подбегают мужики:
- Мне тоже надо! И мне...
Не проходит и минуты, как вся рыба продана, а в ла­дошке у мальчика лежат целых три рубля - огромнейшие для него деньги! Во­круг еще толпятся мужики и, узнав, что рыба кончилась, огорченные, ухо­дят. Ну а Ленька с гордо поднятой головой направляется в буфет и покупает, чего душе угодно, удивляясь при этом: «И зачем мать говорит, что торговля - дело постыдное? Ведь я не украл, а сам поймал. Да и покупатели рады! Значит, и мы - мальчишки - можем заработать деньги, а не клянчить!»
Хотя больше рыбу там не продавал. Вдруг шкиппер с пристани нажалуется в милицию: дескать, незаконное обогащение.
БРАТЦЫ
Летом многие жители села ходили на курорт, чтоб посмотреть новый фильм, поиграть в бильярд, в теннис, побродить по чистым аллейкам среди клумб цветов. Дорога на курорт проходила по берегу Камы вдоль крайних домов села, в одном из которых жила многодетная семья, где имелось шесть сыновей разного возраста. Один уже закончил школу, другой был на год старше шестиклассника Леньки, а последний еще учился в первом классе. Как уж их воспитывали родители, но пацаны были сердитые, нахальные. В небогатой семье, где мать работала нянечкой в больнице, а отец паромщиком, сыновьям, видимо, приходилось выживать, бороться за место под солнцем, за лучший кусок мяса, донашивать скромную одежду старших.
Очень часто братцы сидели около дороги на крутом травянистом склоне и поглядывали, не идет ли какой пацан с другого конца села. Ленька чувствовал на себе их холодный напряженный взгляд и старался поскорее пройти мимо, убыстрял шаги. Братцы не раз уже его останавливали и просили дать закурить, а то и «мелочь», но Ленька не курил и мелочь не давал – впрочем, им нужен был лишь повод придраться, унизить, увидеть, что их боишься.
В последнее время с собой Ленька носил длинную, гладко оструганную и острую палку, похожую на шпагу. В очередной раз он шел с ней, ловко сбивая по пути верхушки стеблей придорожной крапивы – и вдруг к нему вышли из-за дощаного забора трое братьев. Не зная, какой повод найти для придирки на этот раз, старший Борька строго сказал: «Ну-ка дай нам свою палку!» Они были настроены агрессивно – и Леньке ничего не оставалось, как отдать. Борька повертел палку, хмыкнул и сказал: «Моя будет…» Ленька примиряюще подумал: «Еще сделаю себе…» - и пошел дальше.
После просмотра фильма, когда на улице стемнело, к Леньке вдруг подошел сосед злобных пацанов, который учился в классе с Ленькой, и радушно сказал: «Отойдем. Мне тебе кое-что надо показать…» Ленька, заинтригованный, отошел за ним в кусты – и вдруг из-за деревьев вышли трое братьев и перегородили дорогу. «В чем дело?» - удивился Ленька. «Ты почему-то много выпендриваешься», – сказал Борька. «Где? Когда?» - удивился Ленька. «В отличниках ходишь, одеваешься, как петух гамбурский. И вообще, за Надькой ухлестываешь…»
Действительно, по сравнению с братьями, которые не выделялись в школе ни хорошей учебой, ни общественной работой, Ленька выглядел яркой личностью. Да и одевала его мать красиво, и поэтому, наверное, к нему благосклонно относилась симпатичная Надька, которая была соседкой Борьки, но с ним дружить не хотела. «А что, нельзя?» - выдавил растерянно Ленька. Борька несколько стушевался. В этот момент Ленька краем глаза заметил, как за спиной лег на траву младший братишка Борьки коренастый Сашка, чтоб Ленька за него запнулся. Ленька вовремя отпрянул, и резкий толчок в грудь, которым Борька хотел свалить его в глубокий глинистый овраг, не достиг цели. Борька стушевался еще больше и сказал хмуро и с досадой: «Ладно, пока прощаем!»
По дороге домой у Леньки копились страх и обида. Да, несмотря на то, что братья были жилистые, крепенькие, он мог бы их по отдельности побороть, но их ведь шестеро! Не зная, как выплеснуть обиду, он остановился около их забора и, подобрав с земли мягкий камень-ракушечник, похожий на мел, на железной калитке нарисовал ушастую физиономию с оскалом острых зубов, с телом похожим на бревно, с ручками и ножками как короткие отпиленные сучки, и написал внизу «ЧУРБАН». Это был намек на фамилию, которую носят пацаны – Бревновы! Слово показалось грубым и узнаваемым - и он стер надпись и написал «БАКЛАН». Но испугался, что и это вызовет ярость у пацанов, и написал «полено». Наконец, стер ладошкой «полено» и, удрученный, проклиная себя за трусость, с трепещущим сердцем поспешил домой. Думал с досадой: «Ну почему у меня нет старшего брата, а только две сестры? Мы бы с братом со всеми Бревновыми справились!»
Дома он впервые с упреком спросил у матери, которая поздно ночью сидела за швейной машинкой и шила ему курточку: «Почему ты только одного мальчишку родила?» Она растерянно улыбнулась, не понимая причину странного вопроса, и развела руками: «Бог так распорядился!» К Богу у Леньки претензий не имелось, он вообще, как активный комсомолец и читатель очень хорошего журнала «Наука и жизнь», считал, что его нет.
Он тогда еще не мог знать, что трое из Бревновых погибнут друг за другом молодыми. Один утонет, у другого сердце остановится, третий заболеет чем-то неизлечимым. Жаль, но, видимо, Бог так распорядится!
В ЛЕСУ
Ленькин отец и товарищ отца по работе собрались в лес за бревнами для строительства новых бань. Следовало спилить высо­ченные сосны в густой чащобе за пять километров от села, отрубить сучья, выволочь из оврагов и бурелома на тракторе на дорогу и, наконец, привезти в село, где отпилить лишнее, острогать. Работа пред­стояла тяжелая. Без помощников не справиться.
Рано утром отец поднял Леньку с постели, и тот, наскоро перекусив, поехал с ним на мотоцикле с коляской на место встречи, где их ждали товарищ отца Владимир и его младший брат Александр, которому было лет три­дцать. Александр и Владимир посмотрели на Леньку, пацана-семиклассника, с неудовольствием и даже пре­небрежением: мол, какой из него помощник?! Они надеялись, что отец пригласит в помощники крепкого опытного мужика. Особенно недо­вольно морщился Александр, по профессии плотник, которого, получалось, приравняли по силе и сно­ровке к несмышленому мальчугану…
Вскоре они, проехав по узким дорожкам мимо по­лей спелой пшеницы, оказались на опушке леса, где их ждал колхозный гусеничный трактор. В полутем­ном лесу было сыро после недавнего дождя и душно как в бане, пахло прелым, лесная дорога была в глубо­ких лужах и колеях. На машине не проедешь, только на мотоцикле вдоль обочины, да на тракторе.
Заехав на делянку, которую отметил заранее лесник зарубками на стволах, отец Леньки стал проворно пилить бензо­пилой «Дружбой», что повизгивала, выбрасывая из-под цепи опилки, толстые сосны, а Владимир с Алек­сандром упирались длинными баграми в ствол, чтоб дерево упало куда надо. Замечательное это изо­бретение - бензопила! Если бы деревья рубить топо­ром, как древние дровосеки, то за день можно срубить штук пять – не больше, а тут за пять минут мощное ядреное дерево повержено! И оно, словно в раздумье постояв немного, с глухим шумом и трес­ком, ломая сучья себе и стоящим рядом деревьям, со­дрогая землю, падало.
Начиналась Ленькина ра­бота: он с легким удобным топориком, который нато­чил почти как бритву отец, вспрыгивал на ствол и на­чинал на­лево и направо (рубя очень умело – наискось) отши­бать с одного удара сучья! Приятно видеть, как они отваливаются!
Пока отец Леньки с Владимиром искали очередное дерево для спилки, Александр тоже шел рубить сучки, но рубил не так проворно, как шустрый Ленька. Мужик часто доставал папиросы и курил, отмахивался от на­глых и здоровенных, черных и рыжих, оводов и круп­ных комаров, которых вдруг взялось неимоверное ко­личество – казалось, они с утробным рычанием приле­тели сюда со всего леса на пир! Леньку они укусить не успевали: только нацелится какой-нибудь впиться в щеку или в шею и кровушки напиться, а Леньки уже нет – он перескочил на другое место!
Отставая в работе от Леньки, Александр стал смотреть на него более благосклонней. А когда трактор, разрывая гусеницами вязкий дерн, начал стягивать бревна в одно место, на полянке, в пучок, чтоб потом разом уволочь, Ленька вообще оказался незаменимым. Он, прыгая через стволы, ветки, так шустро цеплял тросом с железным крючком деревья за комель, что ни один мужик так ловко не сумеет. А потом он бежал с тро­сом, обгоняя трактор к новому дереву – и очередное дерево везлось по траве и скользкой земляной жиже в общую груду.
До обеда они подготовили сорок бревен – по два­дцать каждому, как было положено, и трактор натру­жено, упрямо хрюкая и выпуская порциями из трубы синий дым в небо, поволок бревна по полю к селу.
Отец по пути завез Александра на мотоцикле до­мой, где того встретила у ворот молодая беременная жена, в натянутом на животе цветастом халате.
Прежде чем отец завел мотоцикл, чтоб уехать, Ленька услышал, как Александр с надеждой и с упре­ком спросил у жены: «Ну, кто родится-то? Опять девка, или все-таки пацан?..»